четверг, 16 февраля 2017 г.

 О ПУТЯХ РОССИИ

(Статьи о России известного религиозного философа и национального мыслителя Ивана Александровича Ильина можно назвать хрестоматией российской жизни) 

Неисповедимы Божии пути. Сокрыты от нас Его предначертания, и знамения Его 
скудно постигаются нашим детским разумом. Лишь края риз Его касаемся мы в наших 
постижениях; и лишь в священном тумане виднеются нам судьбы нашей земли…


"АНТИМИНС" 




Есть ли русская душа, которая не вострепетала бы и не смутилась в наши годы и не 
подумала бы с укором о своем народе и с малодушием о судьбах и путях нашей России?.. 
О, эти годы, годы распада, бессилия и стона… Годы соблазна и стыда… восстания и 
отрезвляющей расплаты… И героического умирания лучших сынов… Нам ли не смутиться? Нам ли не пасть духом? И когда же конец испытанию? И куда ведешь Ты нас, 
Ангел Божий?


Судьбы народа сокрыты в его истории. Она таит в себе не только его прошлое, но и 
его будущее; она являет собою его духовное естество: и его силу, и его дар; и его задание, 
и его призвание. История народа есть молчаливый глагол его духа; таинственная запись 
его судеб; пророческое знамение грядущего.
Эта запись о России дана всякой смущенной и вопрошающей русской душе, –
пусть приникает и читает; и, читая, пусть разумеет и укрепляется; а укрепившись, пусть 
не малодушествует и не ропщет.
Пусть не думает, что мы «слабее или хуже всех народов>; пусть не судит 
легкомысленно или предательски о славянском племени; пусть не корит наших предков; 
пусть не тоскует и не трепещет за судьбы наших внуков. Но пусть в молитвенной 
уверенности борется за Россию и ожидает грядущих событий и свершений


Ни один народ в мире не имел такого бремени и такого задания, как русский народ.
И ни один народ не вынес из таких испытаний и из таких мук – такой силы, такой 
самобытности , такой духовной глубины. Тяжек наш крест. Не из одних ли страданий 
соткалась ткань нашей истории? И, если мы, подчас изнемогая, падаем под бременем 
нашего креста, то роптать ли нам и хулить ли себя в час упадка, или молиться, крепиться 
и собирать новые силы?..
Первое наше бремя, есть бремя земли – необъятного, непокорного, разбегающегося 
пространства: шестая часть суши, в едином великом куске; три с половиною Китая; сорок 
четыре германских империи. Не мы «взяли» это пространство: равнинное, открытое, 
беззащитное – оно само навязалось нам; оно заставило нас овладеть им, из века в век 
насылая на нас вторгающиеся отовсюду орды кочевников и армии оседлых соседей. 
Россия имела только два пути: или стереться и не быть; или замирить свои необозримые 
окраины оружием и государственною властью… Россия подняла это бремя и понесла его; 
и осуществила единственное в мире явление.


Второе наше бремя есть бремя природы . Этот океан суши, оторванный от вольного 
моря, которое зовет и манит (вспомним былину о Садко), но само не дается и нам ничего 
не дарит… Эта гладь повсюдная, безгорная; и лишь на краю света маячат Карпаты и 
Кавказ, Урал и Саяны, не ограждая нас ни от бури, ни от врага… Эта почва, – скудная там, 
где леса дают оборону и благодатная там, где голая степь открыта для набега… Эти 
богатства, сокрытые в глубине и не дающиеся человеку до тех пор, пока он не создаст 
замирение и безопасность… Эти губительные засухи, эти ранние заморозки, эти 
бесконечные болота на севере, эти безлесные степи и сыпучие пески на юге: царство 
ледяного ветра и палящего зноя… Но Россия не имела выбора: славянские племена 
пришли, говорят, позднее других через ворота Азии и должны были вернуться с 
Карпатских гор на Русскую равнину. И это бремя было принято нами, и суровая природа 
стала нашею судьбою, единственною и неповторимою в истории.
И третье наше бремя есть бремя народности . Сто семьдесят миллионов людей, то 
сосредоточенных, то рассеянных в степях, то затерянных в лесах и болотах; до ста восьмидесяти различных племен и наречий; и до самого двадцатого века – целая треть не 
славян и около одной шестой нехристианских исповеданий. Мы должны были принять и 
это бремя: не искоренить, не подавить, не поработить чужую кровь; не задушить 
иноплеменную и инославную жизнь; а дать всем жизнь, дыхание и великую родину. 
Найти ту духовную глубину, и ширину, и гибкость творческого акта, в лоне которых 
каждое включаемое племя нашло бы себе место и свободу посильно цвести, – одни 
доцветая, другие расцветая. Надо было создать духовную, культурную и правовую родину 
для всего этого разноголосого человеческого моря; всех соблюсти, всех примирить, всем 
дать молиться по-своему, трудиться по-своему, и лучших отовсюду вовлечь в 
государственное и культурное строительство. Но для этого мы должны были – прежде 
всего – сами расти, молиться, творить и петь. И вот Россия подъяла и бремя своих 
народностей, подъяла и понесла его; – единственное в мире явление…


Нам дано было огромное обилие пространств и племен, несвязанных, 
несопринадлежащих, тянущих врозь, посягающих и распадающихся; и трудные, суровые 
условия жизни и борьбы. Мы должны были создать в этих условиях, из этого обилия, в 
три-четыре века единое великое государство и единую великую духовную культуру . Наш 
путь – вел из непрестанной нужды, через непрерывные, великие опасности, к духовному и 
государственному величию; и не было отсрочек; и не могло быть ни отпуска, ни отдыха. 
Вспомним: Соловьев насчитывает с 1240 г. по 1462 г. (за 222 года) – двести войн и 
нашествий. С четырнадцатого века по двадцатый (за 525 лет) Сухотин насчитывает 329 
лет войны. Россия провоевала две трети своей жизни. Одно татарское иго длилось 250 
лет; а в последний раз Москва была обложена татарами в самом конце шестнадцатого 
столетия.
Из века в век наша забота была не о том, как лучше устроиться или как легче 
прожить ; но лишь о том, чтобы вообще как-нибудь прожить, продержаться, выйти из 
очередной беды, одолеть очередную опасность: не как справедливость и счастье добыть, а 
как врага или несчастье избыть; и еще: как бы в погоне за «облегчением» и «счастьем» не 
развязать всеобщую губительную смуту…
Народы не выбирают себе своих жребиев; каждый приемлет свое бремя и свое 
задание свыше. Так получили и мы, русские, наше бремя и наше задание. И это бремя 
превратило всю нашу историю в живую трагедию жертвы; и вся жизнь нашего народа 
стала самоотверженным служением, непрерывным и часто непосильным… И как часто 
другие народы спасались нашими жертвами, и безмолвно, и безвозвратно принимали 
наше великое служение… с тем, чтобы потом горделиво говорить о нас, как о 
«некультурном народе» или «низшей расе»…


История России есть история муки и борьбы: от печенегов и хазар – до великой 
войны двадцатого века. Отовсюду доступные, ни откуда не защищенные – мы веками 
оставались приманкой для оседлого запада и вожделенной добычей для кочевого востока 
и юга Нам как будто на роду было написано – всю жизнь ждать к себе лихих гостей, всю 
жизнь видеть разгром, горе и разочарование; созидать и лишаться; строить и разоряться; 
творить в неуверенности; жить в вечной опасности; расти в страданиях и зреть в беде. 
Века тревоги, века бранного напряжения, века неудачи, ухода, собирания сил, и нового, 
непрекращающегося ратного напряжения – вот наша история. Погибла в разорении, едва 
расцветши, дивная киевская Русь – и уже ушла Россия на север, уже строит Суздаль 
Москву. Но не сложилась еще северная земля в своей чудной лесной строгости и 
созерцательной простоте, а уже огонь и меч татарина испепелили Россию… Мало было уйти в леса , надо было еще уйти в себя , – в глушь сосредоточенного, скорбного 
молчания, в глубь молитвы, в немое, осторожное собирание перегорающей и 
выжидающей силы. Триста пятьдесят лет колобродили монголы на Руси; жгли и грабили; 
возвращались, свергнутые; и вламывались, изгнанные. Но не одолели Руси; сами 
изжились и выродились, иссякли и захирели, но не истощили утробу нашего духа.
Триста пятьдесят лет учились мы в горе и унижении. И научились. Чему?
Мы научились хоронить нашу национальную святыню в недосягаемости . Мы 
постигли тайну уходящего Китежа, столь недоступного врагу и столь близкого нам, 
неразрушимого и всеосвящающего; мы научились внимать его сверхчувственному, 
сокровенному благовесту; в дремучей душевной чаще нашли мы таинственное духовное 
озеро, вечно огражденное, навеки неиссякающее, – боговидческое око русской земли, око 
откровения . И от него мы получили наше умудрение; и от него мы повели наше 
собирание сил и нашу борьбу, – наше национальное Воскресение… И от него мы поведем 
н впредь наше освобождение и национальное восстановление, – все равно, какие бы 
хищники ни завладели бы временно нашей Россией и какие народы не вторглись бы еще в 
наши пространства…
Вот откуда наша русская способность – незримо возрождаться в зримом умирании, 
да славится в нас Воскресение Христово!
Вот откуда наше русское умение – таить в глубине неиссякаемые, неисчерпаемые 
духовные силы, силы поддонного Кремля, укрытого и укрывающего «я» Вот откуда наше 
русское искусство – побеждать отступая , не гибнуть в огне земных пожаров и не 
распадаться в вещественной разрухе, все равно, горит ли Москва от Девлет-Гирея, или от 
дванадесяти языков; пан ли Жолкевский засел под Иваном Великим, или Бонапарт 
взрывает Кремль, покидая его, или же коммунистические святотатцы вьют свое поганое 
гнездо над Царь-Пушкою…
Мукою четырнадцати поколений научились мы – духовно отстаиваться в беде и в 
смуте; в распадении не теряться; в страдании трезветь и молиться; в несчастии собирать 
силы; умудряться неудачею и творчески расти после поражения ; жить в крайней 
скудости, незримо богатея духом; не иссякать в истощении; не опустошаться в 
запустении; но возрождаться из пепла и на костях; все вновь начинать «ни с чего»; из 
ничего создавать значительное, прекрасное, великое… и быстро доводить возрожденную 
жизнь до расцвета…
Читайте же, маловерные, скрижали нашего прошлого; читайте и умудряйтесь; но 
стойте и боритесь до конца; и не ропщите в ожидании грядущего. Не меняет народ в 
пятнадцать лет смуты своего тысячелетнего уклада. Не избыть, не исчерпать коммунистам 
русской силы.
* * *
Изжились и расступились монгольские племена; и открыли нам пути на восток и на 
юг. Но не пришло успокоение на Русь: север и запад потянулись в наши просторы; и этой 
тяге, этому спору и отпору еще и поныне не сказано последнее слово. История России 
есть история ее самообороны : потому она и провоевала две трети своей жизни. Русский 
народ не жесток и не воинственен, – нет. он от природы благодушен, гостеприимен и 
созерцателен: но русские поля искони были со всех сторон открыты, и все народы рады 
были травить их безнаказанно. Издревле русский пахарь погибал без меча: а русский воин кормился сохой и косою. Воевала Русь и один на один; воевала и против двух врагов, и 
против пяти, и против девяти, и против дванадесяти. История наша есть история 
осажденной крепости; история сполоха, приступа, отражения и крови.
Так возник и былой сословно-крепостной уклад: все были нужны России – и 
воины, и плательщики, и хозяева, и чиновники; каждый на своем месте, каждый во всей 
своей силе, каждый до последнего вздоха. И было время, когда великий русский царь 
закрепостив всю страну сверху донизу, – сам весь огонь вдохновения, весь служение, 
жертва и труд, – не пожалел и сына своего, закрепостив и его, в самой смерти его, 
грядущему величию родины.
И доныне изумляются наши историки, как мог русский народ нести такие жертвы и 
вносить такие подати. И мог и нес; и тем строил нашу великую Россию. И не было для 
него жертвы «чрезмерной»; а для русского солдата не было «невозможного». И все 
спасались духом жертвы, духом подвига, духом единения – внимая сокровенному 
благовесту поддонного Кремля. И только временами, изнемогая от бремени, падая духом, 
запутываясь в чаще страстей, терял русский народ пути к своему Китежу, изменял 
служению, впадал в смуту и воровство, и гиб от внутренних посяганий и раздоров. Судить 
ли изнемогших? Клеймить ли того, кто пал духом? Отвергать ли и обрекать ли того, кто 
временно запутался в злых страстях?
Велик в своем служении и в жертвенности русский народ. Тих, и прост, и 
благодушен, и даровит в быту своем. Глубок, и самобытен, и окрылен в богосозерцании. 
Но страстна и широка его душа, и по-детски отзывчива на искушения и соблазны. И в 
детской беспечности своей забывает он перекреститься, доколе не грянет гром. Но грянул 
гром – и перекрестится; и сгинет нечистое наваждение…
И уже, смотрите, – в годину величайшей соблазненности и величайшего крушения 
– уже началось и совершается незримое возрождение в зримом умирании . Да славится в 
нас Воскресение Христово…
* * *
Судьбы народа сокрыты в его истории. И мы, смущенные, мы, малодушные и 
маловерные, мы должны научиться читать и разуметь молчаливые глаголы нашего 
прошлого; разуметь сокровенные судьбы и явные дары, и таинственное призвание нашего 
народа, нашего русского величия: уверенно разуметь и уверенно провидеть глядущее 
всенародное воскресение России
Неисповедимы Божии пути. Сокрыты от нас Его предначертания. И только края 
ризы Его касаемся мы в наших постижениях.
Но в недрах нашего прошлого мам даны великие залоги и благодатные источники. 
И видя их, приникая к ним и упояясь ими, мы уже не сомневаемся в тех путях, по которым 
ведет нас АНГЕЛ Божий, но в молитвенном напряжении уверенно ожидаем грядущих 
событий и свершений… Ибо с нами Господь нашего Китежа.

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Ваше мнение?